На бездействие российской полиции в ЕСПЧ пожаловалась жертва домашнего насилия

Россиянка, которая неоднократно жаловалась в полицию на мужа-агрессора и не получила помощи, сумела обратиться в ЕСПЧ с жалобой на бездействие правоохранительных органов, миновав российские суды. Юристы, представляющие ее интересы, утверждают, что это прецедент для России. Обычно заявитель должен пройти все судебные этапы, включая апелляцию.  

Здание ЕСПЧ в Страсбурге RMALUX

Имя гражданки России, которая пожаловалась на бездействие силовиков в Европейский суд, ее юристы из организации «Правовая инициатива» не называют, она предпочитает сохранять анонимность. О сути дела RFI рассказала юрист «Правовой инициативы» Ольга Киселева.

Ольга, почему ваша доверительница сама не хочет общаться с прессой?

Она просто продолжает с ним жить сейчас в одной квартире, и поэтому это было бы опасно для нее, если вдруг он бы нашел такую публикацию, что она рассказывает об этом СМИ.

То есть ее супруг не знает, что она жаловалась на него в полицию и даже дошла до ЕСПЧ?

Нет, он знает о том, что были попытки обращения в полицию, привлечь его к ответственности. Возможно, он даже знает, что она в ЕСПЧ обращалась. Про регистрацию жалобы он не знает. Лучше бы не рисковать. В нашем деле главное —безопасность пострадавшего.

Почему она все еще живет в одной квартире с ним?

Проблема в том, что у них есть долги, в том числе, которые касаются квартиры. Поэтому она финансово зависима от бывшего супруга. И ей с тремя детьми тяжело найти постоянную работу. Нет быстрой возможности приобрести финансовую независимость. Поэтому пока в таких условиях. Это ее единственная жилая площадь, где она может проживать с детьми, тем более, они «привязаны» к детскому саду и школе. Поэтому так просто детей не перевезти в какое-то другое место. За все это время у нее были попытки уйти в кризисный центр — единственная возможность находиться бесплатно в безопасной обстановке вместе с детьми. Но это только на какое-то время, потом ей нужно было возвращаться обратно, чтобы дети могли дальше учиться. Если бы она даже съехала и забрала детей, отец мог бы обратиться в полицию с тем, что он имеет все права на этих детей, а они находятся не по месту прописки, и это тоже повлекло бы определенные санкции. Развелись они только в конце июля. Как только она обретет финансовую возможность, то сможет уехать.

Перед тем, как обратиться в полицию, она пыталась собрать какие-то доказательства насильственных действий со стороны мужа?

Во-первых, были ситуации, когда она ходила в травмпункт зафиксировать повреждения, но побоялась обратиться в полицию из-за реакции мужа. Была ситуация, когда она обратилась с заявлением, и была даже проведена какая-то формальная проверка, но медицинская экспертиза не была проведена. Потому что когда ей дали это постановление, она пришла к этому эксперту, врачу, и он ей сказал, что без видимых следов не будет проводить осмотр. И на этом основании было вынесено постановление об отказе в возбуждении дела. Но что она может сделать, если следов нет? Ее супруг так бил, что следов не оставалось. Насколько я знаю, он мог бить ее о стены, потому что на затылке таких видимых следов не остается. Душить. В другом эпизоде в травмпункте были установлены ушиб мягких тканей левой скулы и напряжение шейного отдела позвоночника.

Что именно она хотела от полиции и что ей отвечали?

Она писала в своих заявлениях — прошу привлечь к ответственности того-то, который в такое-то время ударил меня туда-то — и так с изложением того, что происходило. Это не меньше восьми раз, о которых нам известно. Также были эпизоды, когда она боялась голосом вызвать полицию, и она пробовала писать сообщения участковому. Участковый ей сказал, чтобы она звонила в дежурную часть. Но она боялась звонить при муже. В таких случаях хорошо было бы, как в других странах, вызывать полицию с помощью кодового слова или через приложение — есть такие сервисы. В идеальном мире, про который я пытаюсь сказать, приехала бы полиция и выдала бы что-то вроде охранного ордера, который бы запрещал ему приближаться к ней и детям, это бы остановило на какое-то время то, что происходит. И дальше в том же идеальном мире состоялось бы расследование и привлечение его к ответственности, но не в рамках статьи 6.1.1 (статья КоАП «Побои»), а если бы это было публичное обвинение в уголовном порядке, чтобы была возможность весомого наказания, а не штрафа в 5000 руб., который выплачивается из общего бюджета. Сейчас в России нет таких средств защиты пострадавших. Даже его не вызывали на опрос и не брали его версию событий, чтобы как-то сравнить, кто говорит правду, а кто нет. Ребенка можно было бы опросить, но этого не было сделано, можно было соседей походить, поспрашивать, тоже ничего не было сделано.

С чем вы обратились в ЕСПЧ?

Мы обратились с жалобой на то, что власти, правоохранительные органы не предотвратили риска причинения насилия нашей заявительнице. Потому что она обратилась в полицию, ей было отказано в возбуждении уголовного дела. И это означало, что власти узнали, что этот риск существует, что она является жертвой, что ее в любой момент может дома избивать муж. Но ничего не предприняли, всерьез не восприняли эти сообщения, все последующие эпизоды повторялись из-за того, что первый раз ничего не было предпринято.

Вот эти все ее неудачные попытки что-то сделать — мы обо всем этом писали и сказали, что даже если предположить, что нужно просить полицию возбуждать дело об административном правонарушении, то это совершенно неэффективное средство правовой защиты. Потому что в процессе расследования, даже если оно проводится и возбуждается дело, что уже большая редкость, нет никаких срочных мер защиты пострадавшего, потому что он продолжает находиться в одном доме со своим агрессором. Просто идет расследование, а что там внутри дома происходит, никого не интересует. И наказание, как я уже говорила, в основном — штраф в размере 5000 рублей, который чаще всего выплачивается из общего бюджета. То есть пострадавшая сама еще доплачивает за то, что ее унижали и избивали.

Что вы просите у Европейского суда?

Мы просим признать, во-первых, нарушение статьи 3 Конвенции (Европейская конвенция прав человека, 3 статья — запрет пыток), то есть это непредотвращение жестокого обращения со стороны третьего лица. Мы ссылаемся на то, что не было проведено эффективное расследование, потому что так и не был привлечен к ответственности ее супруг. И ссылаемся на то, что несерьезное отношение правоохранительных органов к сообщениям о преступлениях, правонарушениях — это дискриминация женщин, которые не могут защитить себя от домашнего насилия.

Тот законопроект о домашнем насилии, который пытается принять российский парламент, мог бы помочь в подобных ситуациях?

К сожалению, нет. Тот финальный законопроект, который был опубликован 29 ноября прошлого года — там проблемы начинаются с самого определения домашнего насилия. Это неэффективный документ, потому что там домашним насилием называются любые действия, которые не запрещены КоАП или уголовным кодексом. То есть все виды физического насилия мы уже однозначно вычеркиваем из этого понятия. Вопрос — для чего этот закон тогда? Плюс там недостаточно широко определен круг лиц, там, например, бывшие партнеры не могут быть защищены этим законом. Хотя  у нас очень много таких случаев, когда преследовать начинает бывший партнер. Это тоже очень важные вещи. Это вопрос политической воли: хочет ли наша страна, профильные ведомства серьезно к этой проблеме относиться, проводить большую работу реформаторскую. Это требует и финансовых вложений больших, и человеческих ресурсов, и огромной просветительской работы. Это сложно. Но те цифры, статистика, которую приводят некоммерческие организации, во время пандемии статистика подскочившая, и столько сообщений о женщинах, которые уже погибли от рук своих партнеров и мужей — мне кажется, это самый главный аргумент, почему нам нужно двигаться в этом направлении.