«Сами загоняют себя в угол»: главред «Кавказского узла» о коронавирусе в Чечне, Дагестане и Осетии
За последнюю неделю Северный Кавказ стал одним из очагов распространения коронавируса в России: министерство обороны разворачивает в Дагестане мобильные инфекционные госпитали, а глава Чечни Рамзан Кадыров, по сообщениям СМИ, госпитализирован с подозрением на COVID-19 в Москве. О двойной статистике в Дагестане, сходствах и различиях протестов во Владикавказе и Гудермесе, а также о Рамадане в условиях карантина Русская служба RFI поговорила с главным редактором издания «Кавказский узел» Григорием Шведовым.
Опубликовано:
RFI: Северный Кавказ является одним из очагов распространения коронавируса в России. Есть ли у этого какие-то общие причины или каждый регион «несчастен по-своему»?
Григорий Шведов: Есть общее, есть своеобразие. Например, фабрикация статистики — это общий подход на Северном Кавказе, он всегда был распространен. Есть и своеобразие, как, например, в протестных настроениях, которые совершенно естественно проявились в Северной Осетии и довольно неожиданно — в Чечне.
Да, митинг против режима изоляции в Северной Осетии привлек внимание всей России и мира. Почему именно осетины оказались главными «ковид-диссидентами»?
Мне кажется, есть совершенно понятные объяснения так называемому «ковид-диссидентству» в Северной Осетии. Североосетинский протест за последние годы продемонстрировал свою эффективность, и это редкий случай, как на Северном Кавказе, так и в России в целом. Вы немного найдете таких крупных предприятий, которыми владеют чрезвычайно богатые люди, которые можно победить публичными выступлениями, митингами. Редко крупный бизнес пойдет навстречу чаяниям местных жителей и закроет свои цеха. И это именно то, что случилось в Северной Осетии после многолетних протестов, которые были довольно маргинальны, поддерживались незначительным числом местных жителей. (Речь о протестах против завода «Электроцинк — RFI). И этот успех окрылил многих людей. Появились лидеры, которые в ситуации с протестным митингом в апреле сыграли ключевую роль. Несмотря на то, что некоторые даже отсутствовали на самом митинге. Инициатор [оперный певец Вадим Чельдиев] был к тому моменту уже задержан, а сейчас даже внесен в список экстремистов.
Тезис про то, что митинг послужил отправной точкой для большого количества новых заражений — это, конечно, наиболее ласкающее слух власти мнение. Установить это сейчас невозможно, потому что всех этих людей не собрать, а если и собрать, то не выяснишь, кто из них был болен на тот момент. Поэтому подобное отрицание заболевания — это горючая смесь плохой информированности и социальных проблем, которые власти не решают в полной мере. И многие местные жители чувствуют себя брошенными на произвол судьбы в ситуации, когда бизнесу работать невозможно. Те, кто привыкли жить определенным образом, теперь не могут так жить. Те, кто на краю бедности, еще больше ухудшили свое положение.
С другой стороны, Осетия — это еще и регион проживания разделенного народа. Северные осетины смотрят на то, что происходит в Южной Осетии, где долгое время не было никаких данных, что кто-то заболел. Но есть общее недоверие. Это как раз то, что объединяет Северный Кавказ — мало кто доверяет официальным данным. Но мало кто и может проверить информацию. А в Северной Осетии живет много выходцев из Южной Осетии. Выходцы из Южной Осетии лучше знают ситуацию в своей республике, потому что там живет десятикратно меньше людей, и вот начинает распространяться информация, что никаких заболевших нет, никаких смертей нет, а может и вируса нет.
Протестное выступление в Чечне я предлагаю отличать от того, что происходило в Северной Осетии-Алании. Потому что это разного порядка события.
Тогда поговорим про Чечню. Выступление медиков в Гудермесе, заявивших о нехватке средств защиты — таких публичных заявлений о проблемах в Чечне мало кто ожидал. Как это можно объяснить?
С одной стороны, вы правы — мало кто ожидал, что в Чечне начнутся какие-то протестные выступления. С другой стороны, мы видим, в Гудермесе было совсем другого порядка выступление, чем во Владикавказе. Во Владикавказе люди призывали к отставке властей, и это был во многом политический протест. В Чечне — это был протест сугубо социальный. Я не услышал никаких призывов к отставке высших должностных лиц Чечни.
Хотя для обоих регионов типична низкая информированность людей, социальная незащищенность, но если в Северной Осетии вы можете говорить об этом открыто, то в Чечне публично критиковать власти даже по социальным вопросам мало кто решится. И если бы власти в Чечне ограничились отставкой главного врача, то ситуация, наверное, была бы решена. Но они все-таки решили действовать в своем обычном ключе, без поправки на болезни, на страхи, и найти виновных среди выступавших. Но это, конечно, приводит к совершенно другим последствиям, власть развенчивает свою легитимность.
В Чечне мы видим один из самых низких показателей распространения коронавируса на Северном Кавказе и самый низкий, если соотносить с численностью населения. Можно ли этим цифрам доверять?
Я думаю, что доверять этим данным совершенно нельзя. Я бы сказал, что данные в Чечне вызывают больше вопросов, чем данные в других регионах. Власти в Дагестане или даже в каком-то другом регионе Северного Кавказа могут себе позволить сказать, что есть проблемы, что нужны особые меры. И как мы видим в случае Дагестана — можно даже быть услышанным. Президент страны может лично заняться ситуацией, дополнительные меры начать предпринимать. Но в Чечне особый подход: отрицать все проблемы — может, и были проблемы, но мы их уже все решили. Они сами себя загоняют в угол, сами себя лишают возможности попросить помощи. В Чечне нельзя признавать проблемы, все проблемы решены, все средства индивидуальной защиты, оборудование — все есть. Из-за этого складывается потребность фабриковать цифры, чтобы ситуация выглядела так, как будто проблем нет.
То есть жесткий карантин, когда в самом начале эпидемии закрыли границы и палками разгоняли людей с улиц, тоже не дал желаемого результата?
Я не могу утверждать, что он точно не дал желаемого результата. Мы знаем, что жесткие меры в ситуации с карантином эффективны. Другое дело — эффективно ли запугивать население? Эффективно ли запугивать врачей? Надо разделить разные жесткие меры. Есть жесткие меры, когда люди должны сидеть дома — возможно это эффективно. И возможно в этом смысле в Чечне порядка больше, чем в других республиках, хотя исследовать это сложно. Но начал ходить муниципальный транспорт, и в маршрутках люди сидят вплотную друг к другу (мы писали на «Кавказском узле» об этом) — это нивелирует все старания усадить домой под карантин. И делает бессмысленными жесткие меры.
Ходить с палками и пугать людей, чтобы сидели дома, с одной стороны, это могло на кого-то повлиять. А с другой стороны, мы видим многочисленные видео, как жители Чечни убегают от полиции, не соблюдают карантин, перестали выполнять требования полицейских. Такие видео указывают на то, что силовиков начинают игнорировать. И даже сам Кадыров уже лично выступает по поводу этих видео, потому что понимает, что это символизирует потерю контроля. Я думаю, что врачи в Гудермесе выступили, потому что они боялись умереть от коронавируса больше, чем кадыровцев. Ведь от кадыровцев теперь можно просто убежать, уехать на мопеде или спрятаться.
Давайте поговорим про Дагестан. Вы упомянули, что там власти не побоялись признать проблемы. И уже замглавы Минобороны отправился в Дагестан разворачивать инфекционный госпиталь. О чем это говорит? Ситуация действительно настолько критична?
Да, критична. Я думаю, вполне возможно, [что ситуация критичней в Дагестане, чем в Чечне], но валидных данных по Чечне нет, сравнивать невозможно. Официальные данные не вызывают никакого доверия, тем не менее можно какие-то выводы делать. Я думаю, что реальная ситуация с заболевшими в Дагестане гораздо хуже, чем в других регионах Северного Кавказа.
С другой стороны, важно понимать, что Дагестан гораздо больше по территории, по численности населения, почти в три раза превосходит, если сделать поправку в официальной статистике. Дагестан сопоставим только со Ставропольским краем — по численности населения, по территории. Конечно, отличия очень существенные. И мы видим, что в Ставропольском крае цифры заболевших в два раза меньше дагестанских, но опять же, это фальшивая официальная статистика.
Всплеск информационного внимания к Дагестану был связан с тем, что были озвучены данные о пневмонии, которые кардинально поменяли официальную картину, которую нам показывали по ковид. Тогда как, если смотреть на официальную статистику, мы видим, что Дагестан только-только догнал маленькую Ингушетию, в которой в шесть раз меньше людей живет. (Согласно официальной статистике на 21 мая, в Ингушетии от последствий коронавируса скончались 36 человек, в Дагестане — 41 — RFI). И если для маленькой Ингушетии это большое число, то для Дагестана — нет, хотя каждая гибель, это большое несчастье. Сами сведения про пневмонию в Дагестане не характеризуют регион как особенно открытый, хотя так получилось, что в Дагестане есть плюрализм, а в Чечне о нем и не мечтают.
На этой неделе завершается Рамадан. Мы помним, что для православных в пасхальные праздники было очень сложно усидеть дома и не нарушить карантин. Как для мусульман на Северном Кавказе прошел этот месяц? В Чечне Кадыров все праздничные мероприятия запретил…
Запретил, а сам встречался с людьми, — мы писали несколько раз об этом противоречии — проводил мероприятия, совещания, обнимался с людьми. Это, конечно, очень актуальный вопрос, сейчас будет Ураза-Байрам, и в эти дни многие привыкли, во-первых, к намазам в мечетях, а во-вторых, ходить в гости. И вот откажутся ли они от своих традиций, привычек — это вопрос открытый. В Грузии, где мы видим самые оптимистичные цифры заболевших на Южном Кавказе, не отказались от празднований [Пасхи]. Судить сейчас сложно, но это самый правильный момент [задаться вопросом] — нужно ли изменить своим традициям и посидеть дома побольше.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться