«Первой акцией французского „Мемориала“ будет акция в поддержку Юрия Дмитриева»
В мае 2020 года во Франции открылось местное отделение Международного Мемориала. Его возглавил один крупнейших на Западе специалистов по истории ГУЛАГа Николя Верт. В интервью RFI он рассказал, почему французский «Мемориал» появился именно сейчас, и чем будет заниматься новая ассоциация.
Опубликовано:
Николя Верт — один из самых известных во Франции советологов. Он — автор ряда книг, посвященных истории СССР и, в первую очередь, периоду сталинских репрессий. Некоторые из них были переведены на русский язык: «История Советского государства. 1900-1991»; «Террор и беспорядок. Сталинизм как система»; «1917. Россия в революции».
Судьба французского историка тесно связана с Россией. Его отец, Александр Верт родился в Петербурге, эмигрировал в Шотландию и в 1941 году вернулся в СССР в качестве военного корреспондента BBC. Сам Николя Верт в 1970 году учился в Ленинграде, а еще через несколько лет вернулся в Советский Союз преподавать историю: сначала в Минске, а потом в Москве. Позднее, начиная с 1986, работал культурным атташе в посольстве Франции в Москве.
В феврале на телеканале ARTE вышел трехсерийный документальный фильм «ГУЛАГ. Советская история», над которым Николя Верт работал вместе с немецким режиссером Патриком Ротманом.
RFI: Вы уже давно работаете с Международным Мемориалом. Почему вы решили открыть французское отделение «Мемориала» именно сейчас?
Это была просьба со стороны «Мемориала». За последние месяцы угрозы в адрес «Мемориала» стали серьезнее — в частности, штрафы, связанные с отказом «Мемориала» ставить маркировку «иностранный агент». У «Мемориала» уже были филиалы за границей, но там были юридически трудности, в частности у немецкого и итальянского отделений. Во Франции существовала ассоциация «Друзей Мемориала». Ее больше 20 лет назад основала Элен Каплан, главный библиотекарь Библиотеки международной современной документации (BDIC). Она умерла несколько лет назад, и деятельность ассоциации угасла. Поэтому мы решили создать полноценную французскую ассоциацию.
В чем будет заключаться ее главная миссия?
Главная миссия на нашем маленьком уровне во Франции — рассказывать о «Мемориале», говорить о нападках, которым все чаще подвергается организация, а также объединить людей, интересующихся Россией (будь то исследователи или правозащитники), вокруг темы исторической памяти в России и защиты прав человека.
Вам кажется, что европейскую общественность все еще нужно приобщать к теме исторической памяти, в том числе памяти о сталинских репрессиях?
Конечно. Этот вопрос выходит за рамки России, потому что тема памяти чувствительна и в других странах. Особенно остро она стоит в Польше, в Венгрии и в ряде других стран, где вопросы исторической памяти остаются неудобными. Несколько лет назад мы создали журнал, который выходит шесть раз в год и называется «Действующая память» (Mémoires en jeu). Я вхожу в его научный комитет вместе с другими членами французского «Мемориала»: например, туда так же входит [писательница и литературный переводчик] Люба Юргенсон. Это тоже часть нашей работы в том, что касается исследований темы исторической памяти в Восточной Европе в целом, а не только в России.
В 2020 году исполняется сто лет со дня создания французской компартии. Будет ли французский «Мемориал» исследовать роль, которую западные и, в том числе, французские интеллектуалы играли в поддержке коммунистического режима?
Да. Возьмем, к примеру, журнал «Действующая память» — даже если основной акцент сделан на странах Восточной Европы, у нас есть тексты, посвященные другим европейским странам.
Создание французского отделения «Мемориала» приветствовал посол Франции по правам человека Франсуа Крокет. Рассчитываете ли вы на поддержку французских властей?
Я был очень рад, что Франсуа Крокет так быстро отреагировал на открытие французского филиала. Для нас это стало приятным сюрпризом. Но мы — независимая, неправительственная ассоциация, и никакой правительственной поддержки не просим. Если французским властям интересна наша инициатива, мы этому только рады. Ассоциация, созданная в рамках закона 1901 года («Об ассоциациях»), остается свободной от любого вмешательства властей.
Как вы видите правозащитную часть работы «Мемориала» во Франции?
Не буду скрывать, что вот уже месяцы и даже годы нас особенно волнует судьба Юрия Дмитриева. Я слежу за этим делом с самого начала. Сразу после ареста Дмитриева я написал открытое письмо в Libération c просьбой освободить его. И наша первая акция будет в его поддержку. Как вы, может быть, видели, несколько членов нашей ассоциации подписали обращение в «Новой газете» в поддержку Юрия Дмитриева в ситуации с пандемией коронавируса с просьбой временно изменить ему меру пресечения на любую другую, не связанную с содержанием под стражей, в ожидании приговора. Но 7 мая Верховный суд Карелии оставил Дмитриева в СИЗО. И естественно, когда мы создавали ассоциацию, мы думали в первую очередь о Юрии Дмитриеве, как о человеке, которого мы должны поддержать.
Опубликовав открытое письмо в Libération, вы стали первым из общественных деятелей во Франции, кто попытался привлечь общественное мнение к судьбе Юрия Дмитриева. Год спустя это обращение стоило вам высылки из России.
Да. А еще с тех пор случилась трагическая смерть друга Юрия Дмитриева, Сергея Колтырина, директора Медвежьегорского городского музея. Я тоже был хорошо с ним знаком и встречался во время поездок в Россию и в Карелию. Его жизнь закончилась абсолютно трагически: его приговорили к девяти годам колонии, и несколько недель назад он умер в тюрьме. К сожалению, о его деле практически совсем не говорили.
А что произошло в России в 2018 году, когда вас выслали из страны? Российские власти посчитали, что вы работаете, как журналист, раз публикуете письма в Libération, но приехали по неправильной визе?
Да. Но я должен уточнить (потому что по этому вопросу возникла некоторая путаница), что в этом деле нас было двое. Я и наш польский фотограф Томаш Кизны, который очень давно и активно работает с «Мемориалом». Он был выслан из России как персона нон-грата. Мне же запретили продолжать мою командировку в Сибири (Николя Верт приехал в Россию вместе с Томашем Кизны работать над фильмом для ARTE. — RFI) и мне пришлось вернуться в Москву, но официально я не был выслан. Как я теперь рассказываю, Томаш Кизны пошел по «первой категории», как говорили в 1937 году (секретный приказ НКВД от 30 июля 1937 года: в рамках этого документа приговоренных по первой категории расстреливали, а по второй — высылали. — RFI), а я — по «второй». Томаш Кизны тоже активно участвовал в кампании в поддержку Юрия Дмитриева.
Сегодня вам разрешено ездить в Россию? Формального запрета на въезд нет?
Формального запрета нет. Я сам удивился, что получил визу и смог на три дня приехать в Россию в феврале, чтобы представить наш фильм о ГУЛАГе — в довольно узком кругу, разумеется. Это было 2 февраля в музее Ахматовой в Санкт-Петербурге. В маленьком зале, за несколько дней до того, как фильм показали на ARTE. Так что пока, до нового распоряжения, я могу ездить в Россию.
Фильм «ГУЛАГ. Советская история» телеканал ARTE показал 11 февраля. Во Франции его встретил заслуженный успех, о нем много писали и говорили. В России, как вы сами говорите, прошел маленький частный показ. Будет ли он доступен в России более массовому зрителю?
Пока нет. Права на дистрибуцию купили 17 европейских телеканалов, но среди них, разумеется, нет российских. В этом году его должны показать в Украине, в странах Балтии, но не в России.
Вы были к этому готовы с самого начала?
Да, мы на дистрибуцию в России не рассчитывали, но никогда не знаешь, возможно, нас ждет приятный сюрприз. Хотя я сомневаюсь.
А что вы думаете о фильме Юрия Дудя «Колыма — Родина нашего страха»? Такие проекты в России дают вам надежду?
Я думаю, что этот фильм сыграл огромную роль: его посмотрели миллионы человек (у фильма более 21 млн просмотров в YouTube на момент публикации интервью. — RFI). Это очень обнадеживает и показывает, что еще остаются пространства, и пространства неожиданные, и люди, от которых этого не обязательно ждешь. Талант этого журналиста в том, что он нашел интонацию и способ заинтересовать людей, в первую очередь совсем молодых. Это не интонация и не способ работы историков, но такая инициатива может только радовать.
Сегодня есть и другие инициативы сохранения исторической памяти. Я думаю, например, о музее истории ГУЛАГа в Москве. Как вам кажется, табу вокруг темы репрессий со временем исчезнет?
Молодой директор музея истории ГУЛАГа — очень энергичный человек, он хочет сделать большой, серьезный музей. Но возникает вопрос политики памяти российских властей сегодня — и эта политика гораздо сложней, чем часто говорят. Ведь речь идет не о том, чтобы отрицать эту часть истории, а о том, чтобы контролировать ее. Взять эту память под контроль и отобрать у ассоциаций и НКО вроде «Мемориала», дискредитировать их. Это очень хитрая и умная политика, которая усложняет работу НКО и угрожает ей. С одной стороны, таких замечательных людей, как Юрий Дмитриев, отправляют в тюрьму, и пересматривают историю, говоря, что часть расстрелянных в Сандармохе были расстреляны финнами, что исторически неверно. А с другой, открывают музей ГУЛАГа и делают рекламу.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться